Знаю, большинство изданий и телеканалов давно готовили некрологи на случай смерти Жириновского. В последний месяц 75-летний Владимир Вольфович был совсем плох. Он, было, вышел из медикаментозного сна, и даже успел узнать о начале спецоперации в Украине, к которой он упорно призывал в последние годы. Но не выдержал. Отек легких, септический шок, снова кома. И начались страшные фальш-старты. «Дело плохо, он при смерти», – кричали агентства.
«С какой стати вы портите мне настроение, мое здоровье, Ворсобин!» – помню, кричал он на меня в последней передаче, видимо, уже зная, что подцепил вирус.Уверен, Владимир Вольфович подозревал – как именно он умрет. Поэтому его кабинет в Госдуме всегда напоминал палату в инфекционной больнице с плакатами на дверях: «Никаких рукопожатий!» Жириновский так опасался любой заразы, что за «антисанитарию» в его окружении доставалось всем.
22 декабря 1991 г. Владимир Жириновский во время митинга у здания тюрьмы на улице Матросская тишина. Фото: Зотин Игорь/Фотохроника ТАСС. И опять-таки, сразу после того, когда сбылось его главное из пророчеств – конфликт с Украиной. Но последние слова Владимира Вольфовича, сказанные мне за несколько дней до госпитализации, я запомнил.Жириновский ответил: «Нет счастливой жизни ни на одном клочке земли на планете. Надо беречь, Ворсобин, таких как я, который говорит правду.- Ворсобин, не так. Мы все живем на тройку. А на пятерку мечтать не надо. Не ищите журавля в небе, ограничьтесь синицей в руке. Нет счастья на Земле, Ворсобин. А вам, интеллигенции, журналистам, нужно понять – горе от ума.
Из-за него, членососа, и живем так.....
Nyugodjon békében. Kiváló ember volt.
Слова не мальчика а халявщика на доверии...